Релиз «Дюны 2» получился каким-то даже разочаровывающе успешным: отличные сборы, высокие оценки, неанонсированный дебют Ани Тайлор-Джой — абсолютная благодать без единого конкурента, способного потеснить картину в гонке за титул главного фильма, по крайней мере, первой половины 2024-го. Благодаря недостижимо высокому уровню предсеансового обслуживания в России мне тоже удалось познакомиться с очередным шедевром Дени Вильнёва — в статье ниже постараюсь словами описать невиданные красоты экранного Арракиса и рассудить, какой же в итоге получилась вторая часть «Дюны».
Новый фильм работает как прямой — максимально прямой — сиквел, то есть делает вид, что между двумя частями не было не то что трехлетней паузы, но даже и трехминутного перерыва на смену катушек с пленкой или файлов в проигрывателе. В концовке первой ленты герой Тимоти Шаламе, взглянув разок на Зендею, твердо и четко решает отправиться на поиски судьбы вглубь пустыни, и к началу второй части их переформированный отряд успевает добраться лишь до соседнего бархана — первой смысловой остановки зрителю еще предстоит порядочно подождать. Последняя ремарка — своего рода квинтэссенция «Дюны 2», если бы суть впечатлений необходимо было ужать в одну строчку: это по-настоящему медленный фильм.
Тейк наиболее распространен среди разочарованных, ироничных рецензий от критиков, но менее справедливым оттого не становится. Вильнёв действительно уже во второй раз на протяжении трех часов самозабвенно показывает аудитории выжженную пустыню, ничуть не стесняясь брать ощутимые паузы в и без того неторопливом повествовании, чтобы подержать в объективе живописные кудри Пола Атрейдеса с контровым светом закатного солнца или проскользить поднебесной камерой над необъятными бруталистскими сооружениями в родных землях Харконненов. Всё это, конечно, под неразборчивый, но потому лишь более впечатляющий рёв синтезаторов Ханса Циммера, умолкающих, кажется, только в финальной сцене — к слову, здесь этот простой приём срабатывает безотказно, долгожданная тишина оглушает, вынуждая всех зрителей в зале в едином порыве затаить дыхание.
Эта — возможно, излишне пафосная — характеристика хорошо раскрывает суть фильма, которую авторы, впрочем, толком и не пытались спрятать: «Дюна» — преимущественно кинотеатральная лента, во многом делающая ставку на то, что зритель не будет, нахмурив лоб, старательно идти к катарсису посредством осмысления диалогов или — упаси Бог — экшен-сцен, а попросту отпустит реальность и позволит цунами громких звуков и ярких образов выбить из него заскорузлые чувства, с которыми тот пришел на сеанс, и на руины принести что-то новое. До виндинг-рёфновского упоенного любования выстроенными кадрами «Дюне» по-прежнему далеко, но это и закономерно: у Вильнёва при похожих средствах выразительности масштаб событий и маркетинговые задачи совершенно другого уровня.
Тем удивительнее, что с отличием выполнить их режиссер смог с фильмом, значительная часть которого представляет собой неторопливые пролеты камерой по пустыне или, так уж и быть, внутреннему убранству убежища фрименов. Впрочем, по сравнению с «Дюной» 2021 года, в 2024-м эмоциональная составляющая таких пейзажных зарисовок Вильнёва ощутимо изменилась: если в оригинале Шаламе лишь изучал Арракис, то во второй части уже ассимилировался среди аборигенов, возлюбил дикую Зендею и оседлал песчаного червя — в общем, присвоил планету, и потому мрачные, угрожающие кадры безлюдной пустыни практически пропали с экрана. Теперь песок стал другом протагониста, и потому экранные дюны отныне становятся лишь уютным местом сбора для фрименов, сотрясающих воздух речами о свободе и братстве, а весь тревожный эмбиент Циммера был отдан на откуп монохромным сценам с участием Харконненов.
В последних нацистские источники визуального вдохновения для Вильнёва считываются даже самым разоруженным глазом. Многотысячные военные парады, брутальная эстетика формы, культ мужества и почти божественный статус лидера при переходе в черно-белую палитру во многом балансируют на грани карикатурности, то и дело неловко сваливаясь в ту сторону, зато — равно как и молчаливые восточные ритуалы фрименов и многозначительные взгляды Атрейдеса с Чани на линию горизонта — успешно доносят сюжетные смыслы до зрителя. Зачастую куда элегантнее, чем это удается местным диалогам.
В отличие от автора недавней «Немой ярости», совсем избавиться от диалогов в своём фильме Вильнёву не удалось — но, видит Бог, он пытался. Помешал, по-видимому, исключительно первоисточник, предполагающий довольно высокую концентрацию пламенных обращений к новоиспеченным камрадам со стороны Пола Атрейдеса на единицу времени, и общий хронометраж. Кажется, дай продюсеры расширить «Дюну» до четырех часов — и шалость бы удалась, ведь даже в монументальной 166-минутой ленте, которую не каждый современный зритель выдержит отсмотреть за один присест, диалоги по сюжетной «зрелищности» и осмысленности в итоге ощутимо уступают визуальному сторителлингу.
Вдумчивый зритель не раз и не два поймает себя на мысли, что реплики персонажей здесь очень нелитературны, до грубого функциональны. Даже ныряя в изучение дворцовых интриг или достигая долгожданной кульминации в главной любовной арке, Вильнёв остается крайне экономным и отдает на чувственные признания или раскрытие самых коварных планов немногим больше минуты экранного времени — абсолютный минимум, чтобы успеть зарядить и повесить на стену сценарное ружье, — а затем с наслаждением возвращается к затяжным кадрам с переливающейся под солнцем специей или молчаливым портретникам.
Впрочем, фанаты первой части без труда увидят в этом характерный вильнёвский почерк и будут правы: конфликты, выраженные визуально, в новой «Дюне» всё чаще оказываются важнее философских споров текстового гербертовского оригинала, обременяющих режиссера необходимостью выражать их в словах. Картина несоизмеримо изобретательнее подходит к изучению противостояния теплых, живых фрименов и холодных, машиноподобных Харконненов, то и дело бросаясь в развернутые визуальные исследования быта двух народов, чем к деконструкции мессианства, которую оставляет на — справедливости ради, довольно мощных — плечах Зендеи с её единственной фразой, призванной сорвать все покровы с пророчества.
Но в этом и состоит ценность нового прочтения: такое смещение акцентов, вероятно, может удивить фанатов оригинального текста, но в рамках философии конкретного режиссера оно прекрасно работает. Таким был и «Бегущий по лезвию 2049» — тяжелым, медленным, молчаливым, не отвечающим на вопросы — и даже, в общем-то, напрямую их не задающим, но оставляющим для каждого внимательного зрителя предостаточно тем для последующей домашней работы.
Так же и «Дюна» в новой интерпретации не лишилась первоначальных смыслов. Ищущий всегда найдет и отметит в чеклисте и библейские мотивы, и политические интриги, и экологические причитания, навевающие тревожную мысль: «Нам точно нужно так много “Аватаров”?», — а выходя из зала, может разве что усомниться в выбранной режиссером пропорции. Едва ли фильм стал бы хуже, если бы в нем нашли время артикулированно объяснить ряд ключевых для вселенной терминов или раскрыть мотивации не менее ключевых персонажей. Однако разбираться со всеми сюжетными нюансами новоиспеченным фанатам франшизы придется самостоятельно и в других источниках, оправившись после сенсорной перегрузки от визуала и отрефлексировав ощущения от такого медитативного, почти гипнотизирующего просмотра.
Впрочем, любителям кино ситуация эта давно знакома: французский канадец старательно отрабатывает всё тот же удар вместо тысячи новых и в этом плане заслуживает изрядной порции критики за ригидность — ну, то есть похвалы за преданность философии и мастерскую ее реализацию, если смотреть под другим углом.
«Дюна 2» — еще один его очень красивый фильм, краткий вывод по которому вполне можно скопировать из обзоров других работ Вильнёва: «Захватывающе красивый и способный подарить мало с чем сравнимое удовольствие при просмотре на большом экране с кинотеатральным звуком». Как первая «Дюна», но еще громче и зрелищнее — а еще тяжеловеснее, медленнее, запутаннее. В условиях современного кинематографа это уже заявка на «новую классику». Рекомендуется всем внутривенно.
